Сергей Довлатов о скрапбукинге и немного блокнотов

Всем привет!

Второй час ночи, никак не могу уснуть. Сделала слайд-шоу с альбомом в стиле кантри, днем покажу, а пока много текста и немного фото блокнотов.

 Последние блокноты 2015 года, сделаны 30-го и сразу увезены в магазин, не знаю какие из них успели купить, какие остались, с 31-го магазин на заслуженном отдыхе.

Подробнее три покажу на днях, до фотографий еще не добралась, а один сегодня.

Странно, когда у тебя на фотографирование несколько минут (не больше 15 на на все блокноты), результат бывает очень даже ничего. Хватаешь первое, что под руку попалось и снимаешь. Я, конечно, понимаю, что фон и срез творят чудеса, но все же хочется верить в сказку))) 

Ни разу не пожалела, что пустила два листа пивного картона 70х100 см на фон, он того стоит. Думаю вторую сторону приспособить. Такими темпами начну давать уроки по экономии в скрапе))))

Доски двухкомпонентные (коричневый акрил+белый грунт), "шлифованные", т.е. без рельефа.

По наблюдениям скажу, рельеф из текстурной пасты хороший, живой, но не всегда дает краске полностью впитаться, надо затирать и матировать белым грунтом, поэтому для особо рифленых досок беру "левкас", у него меловой эффект и отличная впитываемость.

 Последний листок со снежинками, который был в доме.

Шишки покрасила и повесила на елку, вчера еще были закрыты, сегодня начали распускаться.

Ключик - загрунтованный чипборд.  

В этом году елка украшена в холодных оттенках: белый, голубой, немного синего. 

Лирическое отступление!))

Текст для того, чтобы мы - скрапбукеры(!) лучше понимали свое предназначение и функцию. Быть хранителем семейного архива важно и ответственно. 

Открыла для себя нового Довлатова с его циклом рассказов "Чемодан".

Отрывок из рассказа Сергея Довлатова "Поплиновая рубашка".

"Я рылся в шкафах. Выдвигал один за другим ящики письменного стола. Даже в ночную тумбочку заглянул. 

 Там, под грудой книг, журналов, старых писем, я нашел альбом. Это был маленький, почти карманный альбом для фотографий. Листов пятнадцать толстого картона с рельефным изображением голубя на обложке. 

 Я раскрыл его. Первые фотографии были желтоватые, с трещинами. Некоторые без уголков. На одной - круглолицая малышка гладила собаку. Точнее говоря, осторожно к ней прикасалась. Лохматая собака прижимала уши. На другой - шестилетняя девочка обнимала самодельную куклу. Вид у обеих был печальный и растерянный. 

 Потом я увидел семейную фотографию - мать, отец и дочка. Отец был в длинном плаще и соломенной шляпе. Из рукавов едва виднелись кончики пальцев. У жены его была теплая кофта с высокими плечами, локоны, газовый шарфик. Девочка резко повернулась в сторону. Так, что разлетелось ее короткое осеннее пальто. Что-то привлекло ее внимание за кадром. Может, какая-нибудь бродячая собака. Позади, за деревьями, виднелся фасад царскосельского Лицея. 

 Далее промелькнули родственники с напряженными искусственными улыбками. Пожилой усатый железнодорожник в форме, дама около бюста Ленина, юноша на мотоцикле. Затем появился моряк или, вернее, курсант. Даже на фотографии было видно, как тщательно он побрит. Курсанту заглядывала в лицо девица с букетиком ландышей. 

 Целый лист занимала глянцевая школьная карточка. Четыре ряда испуганных, напряженных, замерших физиономий. Ни одного веселого детского лица. 

 В центре - группа учителей. Двое из них с орденами, возможно - бывшие фронтовики. Среди других - классная руководительница. Ее легко узнать. Старуха обнимает за плечи двух натянуто улыбающихся школьниц. 

 Слева, в третьем ряду - моя жена. Единственная не смотрит в аппарат. 

 Я узнавал ее на всех фотографиях. На маленьком снимке, запечатлевшем группу лыжников. На микроскопическом фото, сделанном возле колхозной библиотеки. И даже на передержанной карточке, в толпе, среди едва различимых участников молодежного хора.

 Я узнавал хмурую девочку в стоптанных туфлях. Смущенную барышню в дешевом купальнике под размашистой надписью "Евпатория". Студентку в платке возле колхозной библиотеки. И везде моя жена казалась самой печальной. 

 Я перевернул еще несколько страниц. Увидел молодого человека в шестигранной кепке, старушку, заслонившуюся рукой, неизвестную балерину. 

 Мне попалась фотография артиста Яковлева. Точнее, открытка с его изображением. Снизу каллиграфическим почерком было выведено: "Лена! Служение искусству требует всего человека, без остатка. Рафик Абдуллаев"... 

 Я раскрыл последнюю страницу. И вдруг у меня перехватило дыхание. Даже не знаю, чему я так удивился. Но почувствовал, как у меня багровеют щеки. 

 Я увидел квадратную фотографию, размером чуть больше почтовой марки. Узкий лоб, запущенная борода, наружность матадора, потерявшего квалификацию. 

 Это была моя фотография. Если не ошибаюсь - с прошлогоднего удостоверения. На белом уголке виднелись следы заводской печати. 

 Минуты три я просидел, не двигаясь. В прихожей тикали часы. За окном шумел компрессор. Слышалось позвякивание лифта. А я все сидел. 

 Хотя, если разобраться, что произошло? Да ничего особенного. Жена поместила в альбом фотографию мужа. Это нормально. 

 Но я почему-то испытывал болезненное волнение. Мне было трудно сосредоточиться, чтобы уяснить его причины. Значит, все, что происходит - серьезно. Если я впервые это чувствую, то сколько же любви потеряно за долгие годы?.. 

 У меня не хватало сил обдумать происходящее. 

Я не знал, что любовь может достигать такой силы и остроты. Я подумал: "Если у меня сейчас трясутся руки, что же будет потом?""

Теперь со спокойной совестью можно ложиться спать)

Хорошего дня!